K-Parody's Hyung
Название: Одному человеку
Автор: Барвинка.
Фандом: Инфинит
Персонажи: Ховон, Дону. (Сонджон, Ухён)
Жанр: что-то не напрягающее.а должно было
Не вычитано. Идея провалена.
читать дальшеХоя нервно отстукивает пальцами дробь по поверхности кухонного стола, зорко наблюдая, как Дону чистит апельсин: аккуратно отделяет шкурку от мякоти, но полупрозрачный сок всё же стекает по его пальцам и мелкими каплями падает на стол. Ховон шумно вздыхает и встаёт за полотенцем, висевшем на ручке плиты.
- Что будешь на ужин? – как бы невзначай спрашивает танцор, промачивая вафельным полотенцем апельсиновые капли. Дону виновато наблюдает за нехитрыми манипуляциями и старается не так сильно давить на мякоть, но получается совсем наоборот и капель на столе становится больше. Хоя, удержавшись, чтобы не закатить глаза, отходит, оставляя полотенце у хёна.
- Я не вернусь, - тихо отвечает Дону, отодвигая в сторону оранжевую кожуру и облизывая липкие от сока пальцы.
- Тогда обойдусь овсянкой, - решает Хоя и открывает шкафчик с крупами, намеренно поворачиваясь к Дону спиной.
Запахом, который истощает апельсин, кажется, пропитана вся кухня и Ховон ежесекундно морщится, стараясь отвлечься и не вспоминать про ненавистный фрукт. Не то чтобы Хоя его ненавидел, просто считал, что специально давится фруктом, который любит другой человек это как-то неправильно. А Дону так и делал и ежедневно питался апельсинами, порой забывая нормально поесть, и пропах их запахом, казалось, до кончиков волос.
«А к моим любимым яблокам до сих пор не прикасаешься» - горько думает Хоя, наливая воды в кастрюлю и ставя её на плиту.
- Я дверь открытой оставлю. Когда будешь заходить, не снеси мне зеркало, я за него ещё не расплатился, - говорит Ховон, развязывая узел на пакете с крупой и одним глазом поглядывая в сторону поникшего Дону.
- Я не вернусь, - твердо повторяет тот, но танцор не обращает на слова внимания.
- Постельное будет на диване, сам заправишь. И, умоляю, не шуми. Мне завтра на работу рано, - последнее Хоя говорит чисто автоматически, ибо знает, что всё равно не заснёт, пока не услышит, как по квартире ночью к дивану скребётся хён. Но Дону это знать совершенно не обязательно.
- Сегодня я останусь у Сонджона.
«И сбежишь при первом удобном случае, когда появится Мёнсу!» - хочется съязвить Ховону, но он сдерживается, сжимая зубы и уделяя слишком много внимания цвету крупы. Дону словами не переубедишь, упрям как осёл.
- Да, пожалуйста, - беспечно бросает Ховон и улавливает за спиной звуки отодвигающегося стула. Желание развернуться, сжать в объятиях это чудо, эгоистично наслаждаться его теплом и никуда отпускать очень сильное, но Хоя сдерживает себя не в первый раз, поэтому и сейчас спокойно открывает крышку кастрюля, делая вид, что совершенно не заинтересован в том, куда сейчас денется хён.
- Я пойду, - тихо бросает Дону и уходит, оставляя после себя лишь ненавистный апельсиновый запах. Хоя кивает, но внутренне напрягается и даже, кажется, вслух считает шаги, а как только слышится хлопок двери, выпускает наружу всю злость и со всей силы бросает крышку на пол. Звон стоит знатный и, танцор уверен, сейчас прибежит соседка снизу и начнёт вопить, что он разбудил её деток,
Сколько раз Ховон обещал себе не отпускать Дону от себя, не выпускать из квартиры, запереть в комнате и никому не показывать. Ровно столько же не хватало выдержки и храбрости. Хоя знал, что Дону всё равно сбежит по первому зову Сонджона, и он всё равно не сможет его удержать. В любое время дня и ночи, несмотря на занятость и недомогание.
Хою бесила эта уступчивость, податливость, потакание капризам и безмерная доброта и наивность Дону. А ещё больше бесило, что купался в них не он, а мелкий сопляк, манипулировавший своим хёном очень даже искусно, раз Дону теперь в нём души не чаял.
Ховон сцепляет зубы и выключает плиту, сегодня обойдётся пиццей. Готовить для одного себя совсем не хочется.
***
- Хоя… Хоя, ты же не спишь, я знаю, - тихий голос ласкает уши и Ховон раскрывает веки, которые недавно крепко-крепко сжимал. Пару раз моргает, чтобы размытый силуэт оформился и принял чёткие черты, и хрипло отвечает:
- Не сплю.
- Можно… можно я с тобой лягу? – замявшись на пару секунд, спрашивает Дону и уже садится на кровать, чтобы донсен чисто из вежливости не смог отказаться.
А Хоя только рад: он тут же сгребает в охапку хёна и затаскивает его под одеяло, про себя радуясь, что в темноте не видно блеск светившихся от счастья глаз. Ховон понимаю, чтоо его просто используют в целях утешения, но всё же старается поделиться теплом и заботой, так как часть этого Дону сегодня уже отдал кому-то другому. В нос бьёт неприятный запах апельсина, Хоя морщится, но всё же зарывается лицом в мягковато-жёсткие волосы хёна, и крепко прижимает его, свернувшегося в подобие эмбриона, к себе.
- Мёнсу пришёл. Я посчитал, что лишний, - Дону чувствует, что нужно объясниться, хотя Хоя и так всё знает. Хоя умный, а он, Дону, глупый.
Танцор прижимает хёна ближе, не желая слушать объяснений, которые острой иголкой ревности колют сердце. Хочет закрыть уши, но обе руки заняты – они удерживают близкого человека рядом.
- Я завтра снова уйду. Сонджон болеет, нужно за ним следить, - Ховон чуть не бросает «За тобой тоже», но прикусывает язык, - Слушай, а ты тоже какой-то горячий. Может, у тебя температура?
Хоя резко дергается, прижимая сильнее и не предоставляя хёну возможности выпутаться из стального захвата и повернуться, он мычит ему в макушку, что, мол, нет температуры, просто в комнате жарко. Дону успокаивается и доверительно прижимается щекой к руке друга.
- Знаешь, Соджон такой милый, когда пытается доказать, что не нуждается в опеке,- Дону тихо смеётся в кулачок, а у Хои волосы на затылке встают дыбом: и не понятно – от злости или от слишком интимного шёпота.
- А ещё он говорит, что я очень добрый. Знаешь, я так люблю, когда он прикасается к моим волосам.
Ховону хочется взвыть, чтобы не слышать этих речей, но он лишь мученически утыкается лицом в подушку и тихо про себя рычит.
- А ещё…
- Хён, пожалуйста, мне вставать рано. Давай завтра, - просит Хоя и точно знает, что завтра Дону не вспомнит и не заговорит.
- Да-да, конечно, давай, - быстро соглашается тот и закутывается сильнее в одеяло, а Ховон чувствует дикую потребность попросить прощения за грубость.
- Хён, извини, но мне правда рано вставать.
- Да-да, - снова слышится торопливый ответ.
Хоя засыпает с гадким чувством на душе, что собственноручно отрезал какую-то невидимую нить, связывающего его и спящего рядом ангела. Ещё Хоя уверен, что проснётся в одиночестве, несмотря на то, что по идее должен уйти первым.
***
Дону радостно шуршит пакетами, перебирая купленные вещи, и со смешинками в глазах рассказывает Хое, кому что он подарит. А Хоя просто рад наблюдать за таким счастливым Дону, когда счастье так и валит из этого взрослого ребёнка, и кажется, даже касается своим ореолом и танцора.
Хоя счастлив, когда счастлив хён, Хоя грустен, когда грустен хён, Хоя кусает губы и прячет глаза, когда хён плачет. Хоя как его вторая часть, о которой Дону совсем не догадывается, но совершенно точно чувствует. Иначе, возвращался неизменно бы к нему, рассказывал бы самые сокровенные тайны, зная, что кроме Хои этого больше никто не услышит, доверял бы самого себя?
- Хоя, отвернись!
Ховон послушно отворачивается, пряча улыбку. Сейчас его подарок запихнут в пакет и заткнут в угол дивана, чтобы он не видел, а потом тайком вынесут из комнаты. И получит подарок он самым последним, а не первым, как хотелось бы.
Дону снова уйдёт к Сонджону, а Хоя останется один в праздничный вечер. Впрочем Ховон не имеет права жаловаться, так как сам заставил, сказав в шутливой форм, что нянька ему не нужна. Хоя прекрасно понимает, что его компания не самая лучшая для хёна в праздник, что тот жаждет увидеть другого. А навязываться Хоя не любит и считает это ну совсем уж эгоистичным делом.
С Хоей лишь можно просто поговорить, выложить накипевшее – он поймёт, но увы, всё равно не станет, тем единственным родным и близким, к кому бы Дону спешил каждый вечер, бросая все важные дела и порой плюя на себя.
Счастливая улыбка сменяется горькой, горькой как апельсиновая кожура, и в уголках губ, кажется, щиплет. Ховон уходит на кухню, попутно набирая номер телефона Ухёна, с которым пусть они и не так близко и давно знакомы, но который точно не откажет в просьбе справить праздник вместе. Хоя специально громко гремит крышками, ложками, кастрюлями, чтобы не слышать, как Дону тихо уходит из квартиры, как бесчеловечно щёлкает дверной замок и как становится пусто и тихо внутри. И не только в комнате.
Единственное в чём Хоя уверен во всей этой ситуации, что Дону к нему вернётся. Обязательно. Рано или поздно, счастливым или печальным, но вернётся. А потом Ховон, наделив хёна теплотой, снова его отпустит дарить его же тепло другому.
"Добродетель",- хмыкнул Ухён, когда-то выслушивая пьяные душевные излияния танцора.
"Просто люблю", - ответил ему тогда же Хоя, грустным взглядом рассматривая небольшое фото в фоторамке. Единственное фото в квартире и вообще жизни Ховона, где он был запечатлен с самым близким и родным ему человеком.
Автор: Барвинка.
Фандом: Инфинит
Персонажи: Ховон, Дону. (Сонджон, Ухён)
Жанр: что-то не напрягающее.
Не вычитано. Идея провалена.
читать дальшеХоя нервно отстукивает пальцами дробь по поверхности кухонного стола, зорко наблюдая, как Дону чистит апельсин: аккуратно отделяет шкурку от мякоти, но полупрозрачный сок всё же стекает по его пальцам и мелкими каплями падает на стол. Ховон шумно вздыхает и встаёт за полотенцем, висевшем на ручке плиты.
- Что будешь на ужин? – как бы невзначай спрашивает танцор, промачивая вафельным полотенцем апельсиновые капли. Дону виновато наблюдает за нехитрыми манипуляциями и старается не так сильно давить на мякоть, но получается совсем наоборот и капель на столе становится больше. Хоя, удержавшись, чтобы не закатить глаза, отходит, оставляя полотенце у хёна.
- Я не вернусь, - тихо отвечает Дону, отодвигая в сторону оранжевую кожуру и облизывая липкие от сока пальцы.
- Тогда обойдусь овсянкой, - решает Хоя и открывает шкафчик с крупами, намеренно поворачиваясь к Дону спиной.
Запахом, который истощает апельсин, кажется, пропитана вся кухня и Ховон ежесекундно морщится, стараясь отвлечься и не вспоминать про ненавистный фрукт. Не то чтобы Хоя его ненавидел, просто считал, что специально давится фруктом, который любит другой человек это как-то неправильно. А Дону так и делал и ежедневно питался апельсинами, порой забывая нормально поесть, и пропах их запахом, казалось, до кончиков волос.
«А к моим любимым яблокам до сих пор не прикасаешься» - горько думает Хоя, наливая воды в кастрюлю и ставя её на плиту.
- Я дверь открытой оставлю. Когда будешь заходить, не снеси мне зеркало, я за него ещё не расплатился, - говорит Ховон, развязывая узел на пакете с крупой и одним глазом поглядывая в сторону поникшего Дону.
- Я не вернусь, - твердо повторяет тот, но танцор не обращает на слова внимания.
- Постельное будет на диване, сам заправишь. И, умоляю, не шуми. Мне завтра на работу рано, - последнее Хоя говорит чисто автоматически, ибо знает, что всё равно не заснёт, пока не услышит, как по квартире ночью к дивану скребётся хён. Но Дону это знать совершенно не обязательно.
- Сегодня я останусь у Сонджона.
«И сбежишь при первом удобном случае, когда появится Мёнсу!» - хочется съязвить Ховону, но он сдерживается, сжимая зубы и уделяя слишком много внимания цвету крупы. Дону словами не переубедишь, упрям как осёл.
- Да, пожалуйста, - беспечно бросает Ховон и улавливает за спиной звуки отодвигающегося стула. Желание развернуться, сжать в объятиях это чудо, эгоистично наслаждаться его теплом и никуда отпускать очень сильное, но Хоя сдерживает себя не в первый раз, поэтому и сейчас спокойно открывает крышку кастрюля, делая вид, что совершенно не заинтересован в том, куда сейчас денется хён.
- Я пойду, - тихо бросает Дону и уходит, оставляя после себя лишь ненавистный апельсиновый запах. Хоя кивает, но внутренне напрягается и даже, кажется, вслух считает шаги, а как только слышится хлопок двери, выпускает наружу всю злость и со всей силы бросает крышку на пол. Звон стоит знатный и, танцор уверен, сейчас прибежит соседка снизу и начнёт вопить, что он разбудил её деток,
Сколько раз Ховон обещал себе не отпускать Дону от себя, не выпускать из квартиры, запереть в комнате и никому не показывать. Ровно столько же не хватало выдержки и храбрости. Хоя знал, что Дону всё равно сбежит по первому зову Сонджона, и он всё равно не сможет его удержать. В любое время дня и ночи, несмотря на занятость и недомогание.
Хою бесила эта уступчивость, податливость, потакание капризам и безмерная доброта и наивность Дону. А ещё больше бесило, что купался в них не он, а мелкий сопляк, манипулировавший своим хёном очень даже искусно, раз Дону теперь в нём души не чаял.
Ховон сцепляет зубы и выключает плиту, сегодня обойдётся пиццей. Готовить для одного себя совсем не хочется.
***
- Хоя… Хоя, ты же не спишь, я знаю, - тихий голос ласкает уши и Ховон раскрывает веки, которые недавно крепко-крепко сжимал. Пару раз моргает, чтобы размытый силуэт оформился и принял чёткие черты, и хрипло отвечает:
- Не сплю.
- Можно… можно я с тобой лягу? – замявшись на пару секунд, спрашивает Дону и уже садится на кровать, чтобы донсен чисто из вежливости не смог отказаться.
А Хоя только рад: он тут же сгребает в охапку хёна и затаскивает его под одеяло, про себя радуясь, что в темноте не видно блеск светившихся от счастья глаз. Ховон понимаю, чтоо его просто используют в целях утешения, но всё же старается поделиться теплом и заботой, так как часть этого Дону сегодня уже отдал кому-то другому. В нос бьёт неприятный запах апельсина, Хоя морщится, но всё же зарывается лицом в мягковато-жёсткие волосы хёна, и крепко прижимает его, свернувшегося в подобие эмбриона, к себе.
- Мёнсу пришёл. Я посчитал, что лишний, - Дону чувствует, что нужно объясниться, хотя Хоя и так всё знает. Хоя умный, а он, Дону, глупый.
Танцор прижимает хёна ближе, не желая слушать объяснений, которые острой иголкой ревности колют сердце. Хочет закрыть уши, но обе руки заняты – они удерживают близкого человека рядом.
- Я завтра снова уйду. Сонджон болеет, нужно за ним следить, - Ховон чуть не бросает «За тобой тоже», но прикусывает язык, - Слушай, а ты тоже какой-то горячий. Может, у тебя температура?
Хоя резко дергается, прижимая сильнее и не предоставляя хёну возможности выпутаться из стального захвата и повернуться, он мычит ему в макушку, что, мол, нет температуры, просто в комнате жарко. Дону успокаивается и доверительно прижимается щекой к руке друга.
- Знаешь, Соджон такой милый, когда пытается доказать, что не нуждается в опеке,- Дону тихо смеётся в кулачок, а у Хои волосы на затылке встают дыбом: и не понятно – от злости или от слишком интимного шёпота.
- А ещё он говорит, что я очень добрый. Знаешь, я так люблю, когда он прикасается к моим волосам.
Ховону хочется взвыть, чтобы не слышать этих речей, но он лишь мученически утыкается лицом в подушку и тихо про себя рычит.
- А ещё…
- Хён, пожалуйста, мне вставать рано. Давай завтра, - просит Хоя и точно знает, что завтра Дону не вспомнит и не заговорит.
- Да-да, конечно, давай, - быстро соглашается тот и закутывается сильнее в одеяло, а Ховон чувствует дикую потребность попросить прощения за грубость.
- Хён, извини, но мне правда рано вставать.
- Да-да, - снова слышится торопливый ответ.
Хоя засыпает с гадким чувством на душе, что собственноручно отрезал какую-то невидимую нить, связывающего его и спящего рядом ангела. Ещё Хоя уверен, что проснётся в одиночестве, несмотря на то, что по идее должен уйти первым.
***
Дону радостно шуршит пакетами, перебирая купленные вещи, и со смешинками в глазах рассказывает Хое, кому что он подарит. А Хоя просто рад наблюдать за таким счастливым Дону, когда счастье так и валит из этого взрослого ребёнка, и кажется, даже касается своим ореолом и танцора.
Хоя счастлив, когда счастлив хён, Хоя грустен, когда грустен хён, Хоя кусает губы и прячет глаза, когда хён плачет. Хоя как его вторая часть, о которой Дону совсем не догадывается, но совершенно точно чувствует. Иначе, возвращался неизменно бы к нему, рассказывал бы самые сокровенные тайны, зная, что кроме Хои этого больше никто не услышит, доверял бы самого себя?
- Хоя, отвернись!
Ховон послушно отворачивается, пряча улыбку. Сейчас его подарок запихнут в пакет и заткнут в угол дивана, чтобы он не видел, а потом тайком вынесут из комнаты. И получит подарок он самым последним, а не первым, как хотелось бы.
Дону снова уйдёт к Сонджону, а Хоя останется один в праздничный вечер. Впрочем Ховон не имеет права жаловаться, так как сам заставил, сказав в шутливой форм, что нянька ему не нужна. Хоя прекрасно понимает, что его компания не самая лучшая для хёна в праздник, что тот жаждет увидеть другого. А навязываться Хоя не любит и считает это ну совсем уж эгоистичным делом.
С Хоей лишь можно просто поговорить, выложить накипевшее – он поймёт, но увы, всё равно не станет, тем единственным родным и близким, к кому бы Дону спешил каждый вечер, бросая все важные дела и порой плюя на себя.
Счастливая улыбка сменяется горькой, горькой как апельсиновая кожура, и в уголках губ, кажется, щиплет. Ховон уходит на кухню, попутно набирая номер телефона Ухёна, с которым пусть они и не так близко и давно знакомы, но который точно не откажет в просьбе справить праздник вместе. Хоя специально громко гремит крышками, ложками, кастрюлями, чтобы не слышать, как Дону тихо уходит из квартиры, как бесчеловечно щёлкает дверной замок и как становится пусто и тихо внутри. И не только в комнате.
Единственное в чём Хоя уверен во всей этой ситуации, что Дону к нему вернётся. Обязательно. Рано или поздно, счастливым или печальным, но вернётся. А потом Ховон, наделив хёна теплотой, снова его отпустит дарить его же тепло другому.
"Добродетель",- хмыкнул Ухён, когда-то выслушивая пьяные душевные излияния танцора.
"Просто люблю", - ответил ему тогда же Хоя, грустным взглядом рассматривая небольшое фото в фоторамке. Единственное фото в квартире и вообще жизни Ховона, где он был запечатлен с самым близким и родным ему человеком.
@темы: Письменное вордомарательство), Инфинит
захотелось.