и связного в голове ничего нет, кроме "спасибо" и "я тоже люблю. очень сильно люблю"
16.09.2012 в 23:44
Пишет Глава Эстетов Быдлограда:Проходя мимо, не проходите мимо
Название: I just called
Фэндом: EXO-K|M
Пейринг: Крис/Сухо (Чунмён)
Жанр: эфемерность (с)
Рейтинг: G
Размер: драббл
Посвящение:
Барвинка., хён, это тебе. Знаешь, эта, что ниже, песня - одна из моих любимых, потому что в ней все сказано, и она... Наверное, моя давнишняя, болезненная мечта. Посмотри её перевод - тебе станет все ясно. Хён, ты очень далеко, и я чувствую себя ужасно - просто ужасно! - беспомощной; я не умею дарить тепло, обнимать и отдавать себя - и единственное, что мне остается, это пробовать выразить все через написанные слова. Ты очень далеко, а я слишком хочу, чтобы ты был близко. Может, тогда мне было бы проще рассказать тебе о том, что я чувствую.
Хён, я тебя очень люблю.
и.. i just called
to say
I just calledЧунмён глубоко вдыхает и улыбается отчасти растерянно, глядя на умиротворенный людской поток — кто-то, поймав улыбку, улыбается в ответ, спонтанно совершенно и может даже — случайно; что-то падает на асфальт — невесомо и тихо, разбиваясь со звонким и чистым, мелодичным звуком.
Разбиваясь и — мгновенно растаяв — поднимая вверх теплый, едва уловимый аромат, расщепляющийся на отдельные молекулы и оседающий на кончиках пальцев, когда Чунмён касается ими шершаво-влажного асфальта.
Обычный день, каких десятки — нет, даже сотни — в году, который Чунмёну всегда представляется почему-то окружностью с равными делениями, окрашенными в четыре разных цвета — зимний светло-голубой, весенний ласково-зеленый, летний ярко-желтый и осенний — тот самый, который мягкая охра; обычный день — не Рождество, не Новый Год и не Чхусок, не день рождения, не именины.
Совсем обыкновенный — и только в воздухе неуловимый, волшебный аромат.
Чунмён не надевает куртку, выходя из дома — поначалу просто забывает, а потом сознательно возвращает её обратно на вешалку, мельком взглянув в окно. Ранняя осень — да и пусть, ведь солнце такое яркое. Да и пусть, что оно может не греть.
И даже кот высовывает усатую морду из кухни, одаривая хозяина полным снисходительного сарказма взглядом — мол, совсем умом тронулся? Нет, Сковородосянь, все в порядке — ты иди, консерва может убежать, постиндустриальные консервы — такое дело, с ними надо быть настороже.
Сковородосянь. Господи, и кто только додумался назвать кота этим глупым, несерьезным именем?
-Послушай, просто называй по очереди все имена и наблюдай, на какое он соизволит поднять свою морду, - говорит Крис в отчаянии. - Морда сковородой — где ты только нашел этого птеродактиля...
-У птеродактилей морда не сковородой была, - Чунмён фыркает. - Нет, ну как так варварски можно выбирать имя коту?
Крис вздыхает.
-Ну смотри.
Садится на корточки перед котом и поднимает взгляд к потолку, пощелкивая пальцами.
-Байсянь.
Ноль эмоций.
-Куйсянь.
Ноль эмоций.
-Маосянь, Чунмёносянь, Плюйсянь, Пошлижратьсянь, Тыохерелсянь...
Кот сворачивается клубком и старательно обматывает себя длинным полосатым хвостом со странной кисточкой на конце.
-Чтотытворишьсянь, Заебалсянь, Мао Цзэдун...
Ноль. Даже без палочки — просто ноль.
-Петросянь, Убейсяобстенусянь, о великий астрал, Сковородосянь...
Кот, встрепенувшись, поднимает голову и, навострив уши, с интересом смотрит на Криса. А тот — с выражением победы на лице — на Чунмёна.
-Господи, - Чунмён запускает руки в волосы и раскачивается из стороны в сторону. - Полосатик, Рыжик, Попрыгун, Матрос, Васька, Апельсин... Крис, ну что, просто что ты сделал с котом, если он не отзывается теперь ни на одно имя, кроме самого нелепого, глупого, идиотского и дебильного Сковородосяня?
-Пошлижратьсянь было нелепее...
Чунмён вырывается и почти кусается, когда Крис ловит его в объятия и прижимает к себе, тихо смеясь и осторожными движениями гладя по спине. Чунмён фыркает, протестующе дергает плечами и с обидой бьет Криса кулаком в предплечье, но — успокаивается через какое-то время.
-Ты дурак.
Чунмён злится и не следит за словами. А Крис — Крис смеется.
-Я люблю тебя, Чунмён-а. Очень.
Чунмён тогда не отвечает ничего. А Крис и не требует чего-то в ответ.
Чунмён ловит себя на том, что улыбается в пустоту, вспоминая, как кот панически скрылся на кухне, едва услышав слова о бегающей консерве — может, смысла он и не понял, что интонации голоса различил ясно.
Криса всегда настораживает, с какой удивительной точностью Сковородосянь по одному звуку способен догадываться, что его сейчас начнут ловить тапочкой.
Крис. Крис никогда не требует ничего от Чунмёна в ответ.
А Чунмён не любит слова, потому что они обесценивают суть и одним легким взмахом превращают её в штампованную синюю кляксу.
Начало осени, первые числа сентября, но ветер ещё пусть и не сильный, но достаточно холодный, чтобы, пробираясь под короткие рукава тонкой футболки, заставлять Чунмёна обхватывать себя руками, растирая чувствительную кожу предплечий. На ней, очень бледной, сразу же проявляются неяркие розоватые следы — будто кровь, намагнитившись, приливает к поверхности в том месте, где хоть мимолетом касаются кончики пальцев.
И на мгновение становится тепло.
А потом тепло становится постоянным, когда молекулы неуловимого запаха поднимаются к лицу, оседая на губах, которые начинает невесомо покалывать, как от долгих, глубоких поцелуев; путаются в ресницах, заставляя со смехом растирать глаза ладонями; впитываются, как капли дождя, в волосы, делая их на тон темнее и мягче.
И кажется, будто сегодня все совсем иначе. Обычный день — не Рождество, не Новый Год и не Чхусок, не день рождения, не именины, и только все равно все совершенно по-другому, а из привычного лишь то, что по воскресеньям не ходят на учебу.
И не пишут конспектов. И даже консервы по воскресеньям перестают бегать, а рыжие коты — отзываться на те единственные, часто глупые и нелепые имена, которые — лишь предлог.
Сегодня все совсем иначе.
Чунмён поднимает голову, закрывая глаза и вновь делая глубокий, полный вдох — влажность, смог, горячая карамель из кондитерской напротив, горьковатые духи, смятая серо-зеленая трава у обочины, волшебство.
Обыкновенный день — разве что прохладный немного. И пахнет чем-то эфемерным, что торопливо сбегает от людей — и только у Чунмёна путается в ресницах, волосах и впитывается в слегка припухшие губы.
-Сковородосянь! Ты наглое, ущербное и отвратительное животное! Тапочка!
-Чунмён-а, ведь ты его любишь, - Крис хитрый.
-Он и без того знает.
И ведь правда.
Чунмён останавливается, не доходя до подъезда своего дома — убирает руки в карманы и задумчиво смотрит под ноги, опираясь поясницей на перила вдоль невысокой лестницы. Влажность, смог, волшебство.
Кот, наверное, ждет Чунмёна. Или молока. Или никого не ждет и гоняется за консервой.
Чунмён нашаривает в кармане мобильный — нашаривает и тут же чувствует, как хочет отпустить его, а ещё лучше — выкинуть к чертям, чтобы не наделать глупостей; прикрывает глаза, пропуская вдох, и, не глядя, набирает нужный номер.
Чунмён помнит его наизусть, хотя часто не может отыскать в памяти размер собственных джинсов, обуви или перчаток.
Крис берет трубку после третьего гудка. Раз-два-три, раз-два-три — а где-то в доме напротив, кажется, в такт звучит фортепиано немного неумело.
-Привет, - с губ совсем неожиданно — облачко пара. - Я не...
Чунмён растерянно замолкает, чувствуя, как горло предательски сжимается, вместо голоса выпуская наружу лишь чуть хриплый шепот.
-Я не... Отвлекаю тебя?
Крис смеется — очень тихо и как-то до безумия тепло. Счастливо.
-Чунмён-а, о чем ты вообще говоришь — вечер воскресенья, обычный день, все как всегда, и я пишу дипломную, но нас с тобой это совсем не касается.
Чунмён молчит, на пыльных перилах рисуя кончиком указательного пальца что-то — тут же стирает, сдувая с кожи пыль, и разворачивается лицом к горизонту — линии, правда, не видно из-за жилых домов, но Чунмён точно знает, что она, эта грань, разделяющая что-то и нечто, существует.
О ней не говорят, но она существует.
-Чунмён?
Он вздрагивает, слыша голос Криса — очень неожиданно, очень глубоко и очень низко, и кажется, будто совсем нереально, как неуловимый, теплый запах чего-то, разбившегося утром о влажный сеульский асфальт.
Чунмён сжимает в пальцах мобильный, ощущая, как ветер все ещё пытается приподнять футболку — но сдается, когда Чунмён придерживает её ладонью на животе.
-Прости, - говорит он тихо. - Я просто позвонил, чтобы сказать, что люблю тебя. Ну...
Чунмён осторожно нажимает на красный значок и опускает телефон обратно в карман — вечерний ветер разрывает тонкий сумеречный полог, оставляя от него лишь смутные обрывки, птицей вьется над головой, пытаясь задеть холодным крылом, кричит пронзительным, звонким криком.
И улетает.
Чунмён чувствует, как в уголках глаз становится необъяснимо горячо — торопливо ловит пальцами теплые, солоноватые капли и подносит их к губам, касаясь совсем невесомо.
У них — привкус аромата, разбившегося в утренней толпе.
I just call
to say
***
Рыжий кот ждет вовсе не молока, а Крис знает, что нашел когда-то человека, у которого в волосах запуталось их общее счастье.
URL записиНазвание: I just called
Фэндом: EXO-K|M
Пейринг: Крис/Сухо (Чунмён)
Жанр: эфемерность (с)
Рейтинг: G
Размер: драббл
Посвящение:
Барвинка., хён, это тебе. Знаешь, эта, что ниже, песня - одна из моих любимых, потому что в ней все сказано, и она... Наверное, моя давнишняя, болезненная мечта. Посмотри её перевод - тебе станет все ясно. Хён, ты очень далеко, и я чувствую себя ужасно - просто ужасно! - беспомощной; я не умею дарить тепло, обнимать и отдавать себя - и единственное, что мне остается, это пробовать выразить все через написанные слова. Ты очень далеко, а я слишком хочу, чтобы ты был близко. Может, тогда мне было бы проще рассказать тебе о том, что я чувствую.
Хён, я тебя очень люблю.
и.. i just called
to say
I just calledЧунмён глубоко вдыхает и улыбается отчасти растерянно, глядя на умиротворенный людской поток — кто-то, поймав улыбку, улыбается в ответ, спонтанно совершенно и может даже — случайно; что-то падает на асфальт — невесомо и тихо, разбиваясь со звонким и чистым, мелодичным звуком.
Разбиваясь и — мгновенно растаяв — поднимая вверх теплый, едва уловимый аромат, расщепляющийся на отдельные молекулы и оседающий на кончиках пальцев, когда Чунмён касается ими шершаво-влажного асфальта.
Обычный день, каких десятки — нет, даже сотни — в году, который Чунмёну всегда представляется почему-то окружностью с равными делениями, окрашенными в четыре разных цвета — зимний светло-голубой, весенний ласково-зеленый, летний ярко-желтый и осенний — тот самый, который мягкая охра; обычный день — не Рождество, не Новый Год и не Чхусок, не день рождения, не именины.
Совсем обыкновенный — и только в воздухе неуловимый, волшебный аромат.
Чунмён не надевает куртку, выходя из дома — поначалу просто забывает, а потом сознательно возвращает её обратно на вешалку, мельком взглянув в окно. Ранняя осень — да и пусть, ведь солнце такое яркое. Да и пусть, что оно может не греть.
И даже кот высовывает усатую морду из кухни, одаривая хозяина полным снисходительного сарказма взглядом — мол, совсем умом тронулся? Нет, Сковородосянь, все в порядке — ты иди, консерва может убежать, постиндустриальные консервы — такое дело, с ними надо быть настороже.
Сковородосянь. Господи, и кто только додумался назвать кота этим глупым, несерьезным именем?
-Послушай, просто называй по очереди все имена и наблюдай, на какое он соизволит поднять свою морду, - говорит Крис в отчаянии. - Морда сковородой — где ты только нашел этого птеродактиля...
-У птеродактилей морда не сковородой была, - Чунмён фыркает. - Нет, ну как так варварски можно выбирать имя коту?
Крис вздыхает.
-Ну смотри.
Садится на корточки перед котом и поднимает взгляд к потолку, пощелкивая пальцами.
-Байсянь.
Ноль эмоций.
-Куйсянь.
Ноль эмоций.
-Маосянь, Чунмёносянь, Плюйсянь, Пошлижратьсянь, Тыохерелсянь...
Кот сворачивается клубком и старательно обматывает себя длинным полосатым хвостом со странной кисточкой на конце.
-Чтотытворишьсянь, Заебалсянь, Мао Цзэдун...
Ноль. Даже без палочки — просто ноль.
-Петросянь, Убейсяобстенусянь, о великий астрал, Сковородосянь...
Кот, встрепенувшись, поднимает голову и, навострив уши, с интересом смотрит на Криса. А тот — с выражением победы на лице — на Чунмёна.
-Господи, - Чунмён запускает руки в волосы и раскачивается из стороны в сторону. - Полосатик, Рыжик, Попрыгун, Матрос, Васька, Апельсин... Крис, ну что, просто что ты сделал с котом, если он не отзывается теперь ни на одно имя, кроме самого нелепого, глупого, идиотского и дебильного Сковородосяня?
-Пошлижратьсянь было нелепее...
Чунмён вырывается и почти кусается, когда Крис ловит его в объятия и прижимает к себе, тихо смеясь и осторожными движениями гладя по спине. Чунмён фыркает, протестующе дергает плечами и с обидой бьет Криса кулаком в предплечье, но — успокаивается через какое-то время.
-Ты дурак.
Чунмён злится и не следит за словами. А Крис — Крис смеется.
-Я люблю тебя, Чунмён-а. Очень.
Чунмён тогда не отвечает ничего. А Крис и не требует чего-то в ответ.
Чунмён ловит себя на том, что улыбается в пустоту, вспоминая, как кот панически скрылся на кухне, едва услышав слова о бегающей консерве — может, смысла он и не понял, что интонации голоса различил ясно.
Криса всегда настораживает, с какой удивительной точностью Сковородосянь по одному звуку способен догадываться, что его сейчас начнут ловить тапочкой.
Крис. Крис никогда не требует ничего от Чунмёна в ответ.
А Чунмён не любит слова, потому что они обесценивают суть и одним легким взмахом превращают её в штампованную синюю кляксу.
Начало осени, первые числа сентября, но ветер ещё пусть и не сильный, но достаточно холодный, чтобы, пробираясь под короткие рукава тонкой футболки, заставлять Чунмёна обхватывать себя руками, растирая чувствительную кожу предплечий. На ней, очень бледной, сразу же проявляются неяркие розоватые следы — будто кровь, намагнитившись, приливает к поверхности в том месте, где хоть мимолетом касаются кончики пальцев.
И на мгновение становится тепло.
А потом тепло становится постоянным, когда молекулы неуловимого запаха поднимаются к лицу, оседая на губах, которые начинает невесомо покалывать, как от долгих, глубоких поцелуев; путаются в ресницах, заставляя со смехом растирать глаза ладонями; впитываются, как капли дождя, в волосы, делая их на тон темнее и мягче.
И кажется, будто сегодня все совсем иначе. Обычный день — не Рождество, не Новый Год и не Чхусок, не день рождения, не именины, и только все равно все совершенно по-другому, а из привычного лишь то, что по воскресеньям не ходят на учебу.
И не пишут конспектов. И даже консервы по воскресеньям перестают бегать, а рыжие коты — отзываться на те единственные, часто глупые и нелепые имена, которые — лишь предлог.
Сегодня все совсем иначе.
Чунмён поднимает голову, закрывая глаза и вновь делая глубокий, полный вдох — влажность, смог, горячая карамель из кондитерской напротив, горьковатые духи, смятая серо-зеленая трава у обочины, волшебство.
Обыкновенный день — разве что прохладный немного. И пахнет чем-то эфемерным, что торопливо сбегает от людей — и только у Чунмёна путается в ресницах, волосах и впитывается в слегка припухшие губы.
-Сковородосянь! Ты наглое, ущербное и отвратительное животное! Тапочка!
-Чунмён-а, ведь ты его любишь, - Крис хитрый.
-Он и без того знает.
И ведь правда.
Чунмён останавливается, не доходя до подъезда своего дома — убирает руки в карманы и задумчиво смотрит под ноги, опираясь поясницей на перила вдоль невысокой лестницы. Влажность, смог, волшебство.
Кот, наверное, ждет Чунмёна. Или молока. Или никого не ждет и гоняется за консервой.
Чунмён нашаривает в кармане мобильный — нашаривает и тут же чувствует, как хочет отпустить его, а ещё лучше — выкинуть к чертям, чтобы не наделать глупостей; прикрывает глаза, пропуская вдох, и, не глядя, набирает нужный номер.
Чунмён помнит его наизусть, хотя часто не может отыскать в памяти размер собственных джинсов, обуви или перчаток.
Крис берет трубку после третьего гудка. Раз-два-три, раз-два-три — а где-то в доме напротив, кажется, в такт звучит фортепиано немного неумело.
-Привет, - с губ совсем неожиданно — облачко пара. - Я не...
Чунмён растерянно замолкает, чувствуя, как горло предательски сжимается, вместо голоса выпуская наружу лишь чуть хриплый шепот.
-Я не... Отвлекаю тебя?
Крис смеется — очень тихо и как-то до безумия тепло. Счастливо.
-Чунмён-а, о чем ты вообще говоришь — вечер воскресенья, обычный день, все как всегда, и я пишу дипломную, но нас с тобой это совсем не касается.
Чунмён молчит, на пыльных перилах рисуя кончиком указательного пальца что-то — тут же стирает, сдувая с кожи пыль, и разворачивается лицом к горизонту — линии, правда, не видно из-за жилых домов, но Чунмён точно знает, что она, эта грань, разделяющая что-то и нечто, существует.
О ней не говорят, но она существует.
-Чунмён?
Он вздрагивает, слыша голос Криса — очень неожиданно, очень глубоко и очень низко, и кажется, будто совсем нереально, как неуловимый, теплый запах чего-то, разбившегося утром о влажный сеульский асфальт.
Чунмён сжимает в пальцах мобильный, ощущая, как ветер все ещё пытается приподнять футболку — но сдается, когда Чунмён придерживает её ладонью на животе.
-Прости, - говорит он тихо. - Я просто позвонил, чтобы сказать, что люблю тебя. Ну...
Чунмён осторожно нажимает на красный значок и опускает телефон обратно в карман — вечерний ветер разрывает тонкий сумеречный полог, оставляя от него лишь смутные обрывки, птицей вьется над головой, пытаясь задеть холодным крылом, кричит пронзительным, звонким криком.
И улетает.
Чунмён чувствует, как в уголках глаз становится необъяснимо горячо — торопливо ловит пальцами теплые, солоноватые капли и подносит их к губам, касаясь совсем невесомо.
У них — привкус аромата, разбившегося в утренней толпе.
I just call
to say
***
Рыжий кот ждет вовсе не молока, а Крис знает, что нашел когда-то человека, у которого в волосах запуталось их общее счастье.