11.07.2012 в 22:16
я смотрю это эпидемия какая-то...
можно мне оридж на тему: "Не бойся. Я не оставлю тебя одного."
URL комментарияможно мне оридж на тему: "Не бойся. Я не оставлю тебя одного."
В общем, Оль, прости за конец. Они у меня никогда особо хорошо не получались.
И спасибо за такую заявку. Правда, спасибо) Юджин наконец-то обрёл себя на бумаге.
Все события вымышлены, как и персонажи, которые закреплены за автором.
1154 слова
Красные лучи закатного солнца кажутся линиями беспрерывного огня, от которого нигде не скрыться. Юджин лишь сильнее вжимается в тёмный угол, подбирая к животу тоненькие грязные от сажи ножки, и шмыгает носом, давая себе зарок не реветь. Брат ушёл сравнительно недавно, оставив мальчика на попечение тишины и стен дома, которые нагоняли страху сильнее, чем оглушающая пальба из оружий и отчаянные крики напуганных людей.
Юджину кажется, что из того большого чёрного шкафа сейчас вылезет солдат и заберёт его или, что ещё хуже, убьёт на месте. Хотя смерти маленький восьмилетний Юджин уже давно не боится: он нагляделся на неё, когда брат, который старше всего на три года, практически тащил его на себе по разрушенным улицам города, половину которого, казалось, оккупировала сама смерть и пыталась отобрать у людей ещё одну половину.
Юджин храбрится и тянется к окну, но тут же падает навзничь, замечая красные лучи по ошибке принятые им за огонь. Почему-то мальчик не видит разницы между этими двумя вещами и считает, что лучше прятаться от обеих – так меньше риска, что он попадёт под пули. Он больно ударяется коленкой и расцарапывает щеку о деревянный пол, в котором загнать под кожу занозу проще простого.
Солнце, некогда приветливое и жёлтое, Юджин считает первым предателем и врагом, так как не может по-иному объяснить его кровавый цвет и желание поскорее уйти с небесного горизонта, чтобы не освещать останки когда-то процветавшего города.
Он лежит с минуту, а затем снова подымается, поджав губы и сильно зажмурив глаза. Открывает он их тогда, когда любопытство перевешивает на чаше внутренних весов страх. За стеклом Юджин видит разрушенные дома, бегающую без присмотра домашнюю скотину, снующих туда-сюда людей, пытающихся что-то найти под обломками, а на горизонте видит бушующее пламя огня, чёрный дым от которого доходит и до этой части города.
- Огонь – это плохо, - говорит он сам себе и невольно вздрагивает. Вспоминает страшные картины совсем недавнего прошлого, где под обломками горящего дома умерли его родители, успевшие всучить Юджина брату, но не успевшие что-либо сказать или объяснить, так как горящая балка не из тех, кто любит ждать, а предпочитает сразу упасть, как только огонь отхватит от неё больше половины.
Мальчик не помнит лица родителей ту минуту, так как брат закрыл его глаза чумазой ладошкой, а затем больно ткнул локтём в спину, заставляя поторопиться.
Юджин ободрал себе всю кожу на ногах и чуть-чуть на ладошках, пока они с трудом перебирались через завалы разрушенных домов, где отовсюду торчали острые углы досок, а в них по два или три железных гвоздя. Он не знал, от чего они бегут: от всеразрушающего огня или от толп чёрных солдат, чьи отполированные шлемы сильно блестели на закатном солнце всё тем же красным светом.
Брат завёл его в эту странную наполовину уцелевшую лачужку на окраине города, мягко поцеловал в лоб и, приказав сидеть тихо и не высовываться, куда-то ушёл.
Солдат не видно, и Юджин набирается ещё смелости и залезает на подоконник – оттуда обзор лучше. Подоконник старый и противно скрипит, обещая обломиться в следующую секунду, но мальчик стоит, ладошкой оттирая пыльное стекло, чтобы было лучше видно. Перед глазами разные картинки их красивого города. Вон там была цветочная лавка мадам Миркли, а сейчас - груда мусора и три столба, которые когда-то были опорой дому. Через несколько метров находился дом весельчака Буи и его семьи; Юджин закусил губу, чтобы не разреветься. Буи был художником и наружные стены своего дома украсил цветными великолепными картинами – вся городская детвора любила играть здесь, а разукрашенные стены служили чем-то вроде декораций в театре. Сквозь дым и пыль мальчику всё же удаётся разглядеть торчащий из серой кучи камней зелёный обломок – часть яблочного дерева.
Юджин знает, что вот разреветься сейчас будет не по-мужски, папа бы не похвалил за распускание соплей в такой ситуации. Но в горле что-то скребёт, а глаза как-то сами увлажняются. Он не понимает весь смысл идущей войны и этих красных лучей, но чётко ощущает, как оно отобрало у него самое важное: всё то, чему он радовался и за что держался. Подумав с минуту, мальчик решает, что за такое можно поплакать. Он же совсем чуть-чуть, и папа не увидит.
Стена, о которую он опёрся спиной, холодная и грубая, и это почему-то лишь усиливает поток солёных слёз. За их пеленой он неожиданно осознаёт, что остался один, совсем один, не считая родного брата. Юджин притягивает коленки к груди и прячет в них мокрое от горьких маленьких капель лицо; он не знает куда ушёл брат, и возможно больше не увидит его. Что если и на него упадёт горящая балка? А Юджин не будет знать об этом и терпеливо ждать тут, в тёмной комнатушке на скрипучем подоконнике.
В этот момент ему делается страшно. Страх, словно проснувшись, лениво протягивает свои сухие серые лапки и обнимает бедного мальчика, с головой окуная в ужасающую пучину его же страхов. Так не было страшно при смерти родителей, как сейчас, когда он один на один со своими мыслями и картиной разрушенного города перед глазами.
Дверь неестественно громко хлопает. Юджин давится воздухом и вместе со своим стразом на плечах старается вжаться спиной в стену, ожидая самого худшего. На какое-то ужасно долгое мгновение всё замирает, кажется, что даже слёзы на его щеках приостановились и не торопятся капнуть на грязную рубаху.
- Юджи-ин? – тихий, но в то же время громкий голос брата приносит львиную долю облегчения и ломает плотину для новых слёз. Брат стоит ошеломлённый стоит пару секунд, а потом бросается утешать – неумело гладит порастрёпанным едва вьющимся светлым и втирает краем грубой рубахи со щёк слёзы младшего, которые давали трещину во внезапно приобретённом мужестве.
- Юджи, ну, ты чего? – голос брата дрожит и ломается, он прижимает к себе хрупкое тельце и старается сам не разреветься. Конечно, он знает «чего» и «почему», просто вопрос слетел с губ быстрее.
- Одни. Мы одни, - шепчет Юджин в ключицу брата и сильнее сжимает свои пальчики на его одежде, словно ещё одну его родную частичку хочет кто-то забрать.
- Ничего не бойся, - тихо отзывается брат, и его взгляд устремляется мимо макушки Юджина в окно на то самое огненное пламя вдали, - я не оставлю тебя одного.
Слишком твёрдо и решительно звучат последние слова для мальчика в одиннадцать лет, словно они ложатся основой для его дальнейшей судьбы, как те три столба являлись основой для цветочной лавки мадам Миркли.
Юджин замолкает и некоторые время старается не дышать, а затем спускает ноги с подоконника вниз и теснее прижимается к тёплому телу брата, пахнущего ужасной смесью гари и дыма. Брат не знает, что младший про себя также проговаривает эти слова, обещая никогда не бросать брата одного. Его боль намного сильнее той, что сейчас сжимает грудную клетку у Юджина, и Юджин это чувствует, только объяснить не в силах – почему.
Красные лучи проникают в комнату, преломляясь через стекло, но ни один из братьев попросту их не замечают, просто ощущают, что в комнате потеплело на градус-два.
Диск солнца на горизонте сливается с полыхающем огнём, который не создаёт уже черного дыма, да и становится его ощутимо меньше – здания горят не так ярко. Оттенок меняется с красного на оранжево-золотистый. Кровавый исчезает, но не полностью.Он остаётся в небольших порциях на трупах погибших людей и в большой – в памяти маленького восьмилетнего мальчика.